✔Фанфикшен: Глава Эстетов Быдлограда - Его Чикаго

[mflaq]

Название: Его Чикаго
Автор:  Глава Эстетов Быдлограда
Бета: нет
Дисклеймер: Я не я, корова не моя, мимопроплывал-и-мимокрокодил, поиграться взял, верну на место
Рейтинг: G
Пейринг/Персонажи: Ли Джун|Мир
Жанр: ангст, психология
Тип: АУ, джен (?)
Разрешение на репост: С разрешения и не факт
Описание/комментарий: написано на Неделю MBLAQ на  k-mini

по заявке

〖002MBLAQ13〗 Джун|Мир; "Проклятый Чикаго с его дерьмовой погодой, дерьмовыми людишками и дерьмовым кофе"; AU, NH!, рейтинг на усмотрение автора

Растреклятый дождь — не холодный и не теплый, а нечто среднее, похожее на остывшее, но еще не нагревшееся молоко. Чун не удивился бы, окажись он кислотным. Потому что от этого чертового города с его экологией можно ожидать всего, что угодно.
Зонта с собой нет, конечно — еще десяток минут назад светило пусть и мутное, будто слегка опьяневшее солнце. За время своего прибывания в Чикаго Чун уяснил для себя одну вещь — здесь всегда нужно носить при себе зонт и солнечные очки. Потому что черт его знает, какую очередную гадость вытворит в следующую секунду американский мегаполис.
Проклятый Чикаго с его дерьмовой погодой.
Руки — в карманах, взгляд — в пустоту перед собой. Нет, улица полна людей; просто Чхансона отчаянно воротит от их сумрачных, склочных и вечно искривленных гримасами недовольства физиономий. Хочется пробежать поскорее мимо, спрятавшись где-нибудь в узкой улочке между небоскребов, коих тут больше, чем дворовых воробьев.
Проклятый Чикаго с его дерьмовой погодой и дерьмовыми людишками.
Пошарив рукой в кармане, Чун усмехается невесело: два доллара — явно не предел мечтаний сеульского денди, бездумно нарезающего круги по незнакомому, в общем-то, городу. Лишь один маршрут своей замыленностью мозолит глаза — небольшая кофейня да блеклый парк неподалеку. В который раз Чун с удовлетворением отмечает, что деревья здесь больше похожи на похоронные декорации, а якобы зеленый газон — на тряпку для обуви во вроде как трехзвездочном, на деле же не имеющем ни одной пометки отеле, где он останавливается из раза в раз.
Кофе в этом средней паршивости заведении стоит как раз два доллара — Чун знает. А еще знает, что готовят его просто отвратительно — и все равно заказывает. И отчаянно не понимает, почему Мир так любил эту кофейню.
Чхансон давно пытается прислушаться к себе и понять, какого дьявола его понесло в этот муравьиный рассадник небоскребов и унылых лиц. Давно — две недели, четыре дня и сколько-то там часов, которые Чун замучился считать, одолеваемый бестолковыми мыслями.
Какого дьявола его понесло сюда, если единственный человек, ради которого он здесь, не вспомнит его? Это не пессимизм; просто Чхансон не верит в чудеса, не верит, что утерянную после автомобильной аварии память можно вернуть.
Так было много раз — три, а может, четыре. Воспоминания делают эту ничтожную цифру несоизмеримо огромной. Три, а может, четыре раза: «Привет. Мы знакомы? Как тебя зовут? Ты напоминаешь мне кого-то очень знакомого. А, точно! Того голливудского актера из нового фильма».
Нет, это было всего один раз — вспоминает Чун, с привычной опаской пробуя горячий кофе. Только унылая перфекционистка память упрямо множила момент, не давая ему затеряться во времени, которое вроде как лечит.
Теперь Чун для Мира - не более, чем «тот самый, похожий на актера», а родной Сеул - «тот самый, где-то в Корее». Чун не верит в чудеса, но исправно из года в год прилетает в «эту паршивую каменную язву на теле Земли», которую Мир теперь считает своим родным городом.
А у Чуна и язык не поворачивается назвать это городом.
Мир всегда любил Чикаго; Чуну же порой кажется, что он может полюбить его только потому, что его любит Чхорён.
«Но кофе здесь все-таки отвратительный», - невесело усмехается Чхансон, одним глотком допивая остывший напиток. А может, кофе и нормальный, только с привкусом ненависти к городу, что когда-то отнял память у человека, которого Чхансон считал своим младшим братом.
И не при чем здесь все эти гены, кровные узы и прочая биологическая хуеверть, на которую Чуну всегда было плевать хоть с Эмпайр Стейт Билдинга.

В кармане — ни цента, и Чун вновь удивляется, как у него хватило сообразительности потратить последние деньги на самую, казалось бы, отвратительную вещь, которую создало мироздание. От усталости и неприятного привкуса на языке слегка мутит, и Чун опускается на скамью в соседнем парке, забывая, зачем он вообще вышел на улицу. Наверное, не было какой-то далекоидущей цели. Чхансон закрывает глаза и ловит себя на мысли, что не хочется признаваться — цели нет уже давно.
Проклятый Чикаго с его дерьмовой погодой, дерьмовыми людишками и дерьмовым кофе.

Напротив этой скамьи находится небольшой, сферической формы каменный фонтан; он редко работает, но Мир любил сидеть на его краю и рассматривать мелкие монетки на слегка заплесневелом дне.
Почему-то Чун не удивляется, видя его сейчас здесь. Чхорён как всегда пытается выудить из застоялой воды очередную блестящую штучку и не свалиться при этом в фонтан.
Чхансон спокойно наблюдает за ним, подавляя щемящее чувство тоски и желание заговорить. Зачем ему то четвертое или пятое, на деле же второе «Привет. А мы знакомы?..»
И просто говорит вслух, ни к кому не обращаясь:
-Проклятый Чикаго с его дерьмовой погодой, дерьмовыми людишками и дерьмовым кофе.
-Поехали в Сеул? - Чхорён улыбается светло и непринужденно, в миг оказываясь на скамье рядом с Чхансоном.
Чун смотрит с непониманием и чуть недоверчиво, а Миру, казалось бы, ответ и не нужен.
-Там, наверное, кофе вкуснее, чем здесь, - Чхорён неопределенно машет куда-то в сторону кофейни, смешно щурясь.
-Почему именно Сеул? - грустно усмехается Чун, склонив голову набок и испытующе смотря на Мира. Не узнает.
На лбу Чхорёна на мгновение залегает задумчивая морщинка.
-Я думаю, ты любишь Сеул, - Уверенно кивнув головой. И тут же поспешно:
-Я не знаю почему, просто кажется. Поехали?
Чхансон просто кивает, не желая вдумываться в мотивы и тешить себя призрачными надеждами.
Просто потому, что не вспомнит.

Чун приходит в чувство от первых капель начинающегося дождя; не холодного и не теплого, а нечто среднего, похожего на остывшее, но еще не нагревшееся молоко.
В кармане — ни цента, а серый сквер пуст, как холодильник в студенческой общаге.
Только на краю небольшого каменного фонтана вполоборота сидит молодой человек, пытающийся достать пальцами до заплесневелого дна.
Чун сглатывает неприятный ком в горле; встает, убрав руки в карманы.
Уходит прочь, не желая тешить себя призрачными надеждами.